08:15 21.02.2011 | Все новости раздела "Белорусская социал-демократическая партия (Грамада)"
ОСТРОВ БЕЛАРУСЬ
Ознакомление со всевозможными сценариями трансформации белорусского режима постоянно порождает у меня ощущение, что их авторы рассматривают Беларусь в виде острова, отделенного от остального мира непреодолимым морем-океаном. Посередине этого острова стоит большая емкость, в которой копошатся политические субъекты. В лучшем случае емкость связана с внешним миром двумя трубопроводами, по которым поступают (или не поступают) ресурсы. Один трубопровод идет с Востока, другой – с Запада.
Такая островная модель, как сказал бы английский историк Арнольд Тойнби, представляет «умопостигаемое поле исторических исследований», т.е. для понимания процессов, происходящих внутри ее границы, знаний о внешнем мире не требуется.
Между тем, подобных островов, по крайней мере, в пределах Европы, обнаружить еще никому не удавалось. Даже Великобритания в этом смысле островом не является. Основные этапы ее развития (принятие христианства, установление феодальной системы, Ренессанс, Реформация, морская экспансия, установление ответственного парламентского правительства и индустриальной экономической системы) не могут быть поняты в отрыве от общеевропейского контекста.
Все перечисленное в скобках я позаимствовал у Тойнби, ему же предоставляю слово для подведения черты под темой исторической самодостаточности: «Действующие силы истории не являются национальными, но проистекают из более общих причин (выд. – С.Н.). Взятые в своем частном национальном проявлении, они не могут быть правильно поняты, и поэтому их должно рассматривать только в масштабах всего общества. В то же время различные части по-разному испытывают на себе воздействие одной и той же силы, ибо каждая из них по-своему реагирует на воздействие извне и ответно влияет сама».
Тойнби рассматривал исторический процесс как развернутую во времени последовательность вызовов и ответов. Рассуждая в этой логике, для описания трансформационных сценариев с белорусской пропиской, предлагаю, во-первых, зафиксировать основные вызовы; во-вторых, определиться с субъектами и квазисубъектами на отечественном политическом поле, способными на эти вызовы отвечать.
Я полагаю, что в списке вызовов верхнюю строчку уверенно занимает вызов, порожденный растущими материальными потребностями населения. Он начал формироваться с конца 50-х годов прошлого века под влиянием «тлетворного Запада». Однако адекватного ответа коммунисты найти на него не смогли, что и привело их к потере политической субъектности.
Падение «железного занавеса» не только разожгло потребительский аппетит населения, но и породило новый вызов, связанный с оттоком трудовых ресурсов. Перед началом острой фазы мирового кризиса, от 0,6 до 1 млн. (по различным оценкам) белорусов трудилось за пределами республики. Если учесть, что согласно данным Белстата в экономике у нас занято около 4,6 млн. человек, то можно представить себе масштаб проблемы, с которой столкнулась правящая элита.
Ответом на отток трудовых ресурсов стала «гонка зарплат». Сегодня после натужных USD500, как-то и не верится, что в Послании-2008 главное социальное обязательство III Всебелорусского народного собрания было пересмотрено: «На конец пятилетки нам надо заработную плату довести, боюсь говорить, но до 700 долларов, никуда не денемся. 500 долларов будет мало. Надо 700 – среднюю зарплату по стране. Тогда мы сможем удержать стабильность в нашем обществе».
Стабильность, как утверждал немецкий политолог Ральф Дарендорф, есть дитя разумного сочетания политики экономического роста с политикой гражданских прав. Белорусский вариант стабильности политики гражданских прав не предусматривает. Отсюда гипертрофированный перекос в сторону экономического роста с приданием зарплате сакрального статуса («святая цифра»). Эту кособокую стабильность Лукашенко закрепил в афоризме: «Маленькие зарплаты способны разрушить большое государство».
Но и большие зарплаты обладают не меньшей разрушительной силой. Если мы бросим взгляд за пределы Беларуси, то увидим, что в современном глобализированном мире существуют два типа локальных (национальных) экономик. Первый – назовем его условно «китайским» – опирается на отверточную сборку и уже в силу этого высоких средних зарплат не предусматривает. Подняв среднюю зарплату до уровня «святой цифры» и пообещав в течение ближайших пяти лет еще раз ее удвоить, Лукашенко тем самым помахал белой ручкой «китайскому» типу экономики.
Второй тип – условно «финский» или кластерный – предусматривает полный цикл производства какого-либо технически сложного продукта. Если серьезно заняться сначала средним, а потом и высшим образованием, то лет через 25-30 у нас появится шанс создать свой конкурентоспособный кластер и таким образом ответить на еще один современный вызов – вызов международного разделения труда.
По какому бы сценарию не началась трансформация белорусского политического режима (список Валерия Карбалевича, к примеру, включает пять вариантов: Революция, «Революция сверху», Номенклатурный переворот, Преемник, Сохранение статус-кво; см. ), вызов, порожденный желанием белорусов потреблять, от этого не рассосется. Причем потреблять большинство соотечественников желает в режиме «здесь и сейчас» и все в большем количестве. Это желание прекрасно иллюстрирует динамика нормы сбережений за последний год. Если за январь-ноябрь 2009 г. белорусы сберегали 5,6% своих доходов, то за январь-ноябрь 2010 г. – 4,6%.
Ограничив политику гражданских прав имитационными телодвижениями, Лукашенко тем самым лишил свою легитимность правовой (основной в наше время) составляющей. Все, на что он сегодня может рассчитывать, сводится к иллюзорной вере «большинства» в его способность повышать «реальные доходы населения». Стоит ли после этого удивляться, что уровень электоральной поддержки Лукашенко на четвертых президентских выборах относительно третьих по данным НИСЭПИ снизился на 7 процентных пунктов.
Политик, вынужденный постоянно оглядываться на свой рейтинг, – слабый политик. Проиллюстрирую данную мысль цитатой: «Я, как и мои друзья-коллеги по работе в Кремле, хорошо помним реплику президента Ельцина в отношении Путина, произнесенную 1 февраля 2003 года, когда мы были у него с поздравлениями по случаю дня рождения. На наш вопрос, как он оценивает работу преемника, он ответил так: «Я не боялся разменивать свой рейтинг на непопулярные реформы. А этот боится. Слабый» (Георгий Сатаров, социолог).
Из всего вышесказанного следует, что по какому бы сценарию не развивались в среднесрочной перспективе события в Беларуси, новая власть будет слабой властью. Для формирования правовой культуры обществу требуется время. А раз нет правовой культуры, то не может быть и правовой (рациональной в терминологии Макса Вебера) составляющей легитимности. Следовательно, любому властному неофиту придется плясать под дудку «разумных материальных потребностей» населения. Во властной элите о данном вызове осведомлены, и уже в силу этого охотников организовать «революцию сверху» мы дождемся не скоро.
Вызов, порожденный растущими материальными потребностями населения, – долгоиграющий. А вот с вызовом мирового финансово-экономического кризиса белорусская экономика столкнулась только в конце 2008 г. Обратимся, например. к последним событиям на севере Африки. Они – прямое следствие эмиссионной активности Федеральной резервной системы США.
Логика тут простая. Мировой кризис вызван падением спроса американских домохозяйств. Для его подержания ФРС «печатает» деньги. Часть этих денег просачивается на товарные рынки, разгоняя цены на сырье и продукты питания. Прошлый год был неурожайным. Мировые запасы пшеницы сократились на 5%, а цена ее удвоилась. Страны Северной Африки – традиционные экспортеры пшеницы. Для большей части населения хлеб – основной продукт питания. Египет, к примеру, потребляет 14 млн. т. пшеницы, импортируя 7,5 млн. т. Средний египтянин тратит на питание около 80% своего дохода.
С добавлением на международных товарных биржах очередного доллара к цене нефти, пшеницы и т.д. социальная напряженность в мире возрастает. Понятно, что неравномерно. Но там где тонко, там начинает рваться.
На начальном этапе нынешний кризис сравнивали с Великой Депрессией, но вскоре подобные сравнения потеряли свою актуальность, да и как тут сравнивать: во время Великой Депрессии ВВП США упал на 32%, а в ходе нынешней рецессии всего на 3,6%. Но не все так просто. Обратимся за разъяснением к статье «Почему Великая Депрессия еще впереди» (»), опубликованной в журнале Forbes 30 июне 2010 г.: «Причина Великой Депрессии 1930-х годов и Великой рецессии начала 2007 года была одна и та же – экономика, перегруженная долгами… Сокращение ВВП во время Великой Депрессии было прямым результатом того, что потребители выплачивали долги и распродавали активы. Долг домохозяйств в процентном отношении к ВВП достиг в 1929 году почти 100%. Для сравнения, задолженность домохозяйств не поднималась выше 50% ВВП до 1985 года. Эта задолженность вновь подошла к уровню Великой депрессии в 100% от ВВП только в первом квартале 2009 года… Между началом Великой депрессии и окончанием Второй мировой войны задолженность домохозяйств сократилась со 100% до чуть выше 20% от ВВП. Это был болезненный процесс, но такой делеверидж является единственным реальным лечением для экономики, тонущей в долгах. Благодаря усилиям правительства продолжать наш питаемый долгами потребительский бум, в ходе нынешней Великой Рецессии задолженность домохозяйств вообще едва сократилась; она упала до 92,5% от ВВП в первом квартале этого года».
Кризисы порождаются дисбалансами в экономике (перекредитованность домохозяйств – один из видов дисбаланса). Следовательно, об окончании любого экономического кризиса можно говорить лишь после того, как вызвавшие его дисбалансы рассосались. В этом смысле борцам с нынешним мировым кризисом пока похвастаться нечем. Все что им удалось сделать с осени 2008 г. – это добавить к долгам домохозяйств долги государств. Отсюда и широко цитируемое заявление главы МВФ Доминика Стросс-Кана, сделанное им 2 февраля в Сингапуре: «На рынки вновь возвращаются глобальные дисбалансы, характерные для докризисной эпохи».
О зависимости белорусской экономики от состояния экономики мировой председатель Национального банка РБ Петр Прокопович поведал 9 декабря 2010 г. Привожу фрагмент ответа на вопрос о причинах задержки компенсации по вкладам Сбербанка СССР: «В первые годы существования Беларуси как самостоятельного государства мы потеряли примерно 40 % ВВП, в стране была массовая безработица, и нам понадобилось 8 лет для того, чтобы восстановить экономику. Только удалось встать на ноги, как случился второй кризис – российский. Из-за дефолта наши товары перестали покупать, мы буквально за год потеряли половину экспорта. Понадобилось примерно пять лет, чтобы восстановить потери. В этой пятилетке начали работать нормально, и вдруг случился новый кризис, причем не у нас, не в России, а в США и в самых богатых европейских странах». Все верно, отгородиться от мировых экономических проблем Беларусь не в состоянии, вот только главный белорусский банкир стыдливо умолчал, что период устойчивого роста ВВП в республике (с конца 2003 по конец 2008 гг.) был простимулирован ростом мировой экономики.
Образовавшийся дисбаланс нельзя бесконечно поддерживать за счет эмиссии. Высокие цены на сырье повышают издержки промышленных предприятий, а переложить эти издержки на плечи конечных потребителей в условиях падающего спроса невозможно. Экономисты спорят о запасе прочности реального сектора мировой экономики, но даже оптимисты не верят, что он сможет продержаться в таких условиях больше 2-3 лет.
У Беларуси, следовательно, и у всех нас, нет шансов остаться в роли сторонних наблюдателей процесса выравнивания мировых дисбалансов. Напомню, что выравнивание дисбалансов 30-х годов прошлого века вошло в историю под названием «Вторая мировая война».
И в заключение несколько слов о политических субъектах, которым предстоит отвечать на вызов растущих потребительских запросов белорусов в условиях мирового экономического кризиса. К сожалению, жесткий (консолидированный) авторитаризм в его белорусском варианте наличие нескольких субъектов не предусматривает. Что касается нашего субъекта-монополиста, то сам факт борьбы за «святую цифру» в то время, когда правительства европейских государств активно затягивают бюджетные пояса, говорит о том, что властного ресурса противостоять вызову растущих потребительских запросов у отечественного субъекта-монополиста нет. Он не нашел в себе сил объявить мировой экономический кризис форс-мажором и, сославшись на него, отказаться от принятых в докризисное время социальных обязательств.
Наш субъект-монополист оказался в ловушке, и не исключено, что он теперь развивается в режиме автокатализа, т.е. в режиме, когда любые его действия приводят к его ослаблению. Именно эту фазу исторической динамики и передает афоризм Горбачева «процесс пошел». В ответ на неуправляемое ослабление субъекта-монополиста свою субъектность обретает спящее до этого общество. В прошлом веке оно просыпалось (переходило в возбужденное состояние в терминологии Левады) дважды: в 17-м и в начале 90-х. Оба раза конечный результат такого пробуждения был непредсказуем.
Сергей Николюк
Обсудить новость на Форуме