11:46 02.12.2009 | Все новости раздела "Белорусская социал-демократическая партия (Грамада)"
Борис Акунин: «С Медведевым говорить тоже резон небольшой»
«Алмазная колесница», последний роман об Эрасте Фандорине, вышла в 2003 году. Посвященные Фандорину «Нефритовые четки» 2007 года на самом деле были не романом, а сборником рассказов и повестей разных лет. Борис Акунин отложил в сторону своего любимого героя и активно принялся за другие литературные проекты. А также стал участвовать в общественной жизни и даже вступил с помощью журнала Esquire в переписку с Михаилом Ходорковским, когда тот еще сидел в читинской колонии. И вот в декабре выходит новый роман с Фандориным – «Весь мир театр». Григорий Чхартишвили, он же Борис Акунин, рассказал Елене Мухаметшиной, что не считает себя писателем, что Эрасту Фандорину уготована долгая жизнь и что нельзя оставлять без ответа неправду, если она исходит от Владимира Путина.
В новом романе Фандорину уже 55 лет. Вам сильно мешает, что он стареет?
Помогает. Я, знаете ли, тоже моложе не становлюсь. И учусь у Фандорина, как правильно набирать годы. Собственно, новый роман в том числе и об этом: как «благородному мужу» следует стареть, какие его при этом подстерегают приятные и неприятные сюрпризы.
Доведется ли Эрасту Фандорину столкнуться с советской властью?
Там посмотрим. На дворе у меня пока 1911 год. Это время, когда Владимир Ильич утратил надежду на революцию в России и всерьез подумывает, не разумнее ли устроить социалистический эксперимент в Швейцарии, где самосознание рабочего класса находится на более высокой ступени. Жаль, конечно, что планы Ильича впоследствии переменились.
Вы намерены продолжать все серии – про Эраста Фандорина, про Николаса, «жанры», «Смерть на брудершафт»? Собираетесь ли вернуться к Пелагии?
С Пелагией я давно закончил. «Христова невеста» хорошо устроена, я за ее судьбу спокоен. Позаботился я и о Николасе: после финала романа «Сокол и Ласточка» ему не за что обижаться. Но Эрасту Петровичу еще много чего предстоит. «Жанры», полагаю, будут продолжены – по мере созревания идей.
Экранизацией Пелагии вы довольны?
Чем-то доволен, чем-то нет. Порадовали исполнители главных ролей. Не порадовала низкая динамичность и, на мой взгляд, малоудачная игра в никита-михалковские киноаллюзии.
Вы вообще внимательно следите за тем, как экранизируют ваши произведения? У вас есть возможность влиять на этот процесс?
Не слежу, не участвую. Во-первых, потому, что не хочу мешать режиссерам. Во-вторых, непродуктивное это дело. Сидеть и писать книжки полезнее, дает несравненно больше удовлетворения.
«Азазель» должен был снимать Пол Верхувен, теперь, говорят, режиссером стал Федор Бондарчук. Как вы к этому относитесь?
А он стал? Мне об этом пока неизвестно. Вот когда агенты или адвокаты мне об этом сообщат, я начну думать, как к этому отнестись. Слухов и сообщений в прессе за минувшие годы было много, самых разных. Я давно перестал реагировать. Как только намечается нечто существенное, Верхувен или его помощники всегда мне сообщают, они в этом смысле весьма корректны и политесны.
Почему экранизационные права на фандоринскую серию заморожены до 2011 года?
На пять с половиной лет после приобретения киноправ. Таковы условия контракта, подписанного со студией Верхувена. У меня до истечения этого срока оставлены только права на русскоязычные телесериалы.
Будет ли все-таки написан роман про Фандорина и Бухарское ханство? Или после того, как власти Узбекистана не пустили вас в архивы, вы отказались от этой идеи?
Будет роман или нет, зависит от Бухарского ханства и, думаю, от самого хана. Без поддержки со стороны тамошних официальных инстанций мне туда ехать смысла нет. Не попаду в нужные места, не прочту нужных документов. Я потому, собственно, и отказался от этой затеи. Сначала меня звали и обещали любую помощь, потом начали саботировать, сорвали сроки, стали задавать по поводу будущей книги вопросы, на которые я и собственным властям отвечать бы не стал.
Почему вы настаиваете, что вы беллетрист, а не писатель?
Жанр, в котором я работаю в качестве Б. Акунина, называется «беллетристика». Развлекательная, массовая литература, которая невозможна в режиме авторского монолога, только в режиме диалога с читателем. Если меня перестанут читать, я перестану писать.
Вроде бы вас звали на встречу, которую Владимир Путин провел с писателями в день рождения? Это так или нет?
Нет, никто меня туда не звал. Почему? Не знаю, не задумывался.
Если бы вы там были, о чем бы вы говорили с премьер-министром?
Вряд ли я, конечно, пошел бы. Но если бы почему-то все же там оказался, то, наверное, гадостей бы наговорил. Для баланса. Писатели не должны благодарить правителей, не должны выпрашивать у них что-то. Без нас благодарителей и просителей хватает. А если правитель говорит неправду, то оставлять это без ответа, по-моему, стыдно. Я сейчас имею в виду слова Путина о Ходорковском.
Какие? И почему именно эти слова произвели на вас впечатление?
Путин дал понять, что Ходорковский причастен к каким-то убийствам: «за ним кровь». Это абсолютная неправда - никто Ходорковского в этом не обвиняет. И еще премьер сказал, что по закону для помилования нужно признание осужденным своей вины. Тоже ложь.
С кем бы вы говорили охотнее – с Путиным или с Медведевым?
Наверное, с Медведевым. Все-таки он продукт следующего поколения. Хоть интернетом пользуется.
С кем такая беседа была бы более результативной?
С Путиным говорить, по-моему, бессмысленно. Он все заранее для себя решил, все знает, никого слушать не станет, во всех несогласных прозревает исключительно иностранных агентов. С Медведевым говорить тоже резон небольшой. Очень хотел бы ошибаться, но, по-моему, уже ясно, что он совершенно удовлетворен ролью местоблюстителя престола и на самостоятельную роль в истории не претендует. Погреет кресло до 2012 года, а потом с благодарностью согласится на роль второго лица. Думаю, правда, что его тут будет ожидать неприятный сюрприз. Все-таки в какие-то моменты он и его окружение многовато себе позволяли. Это у них там не забывается и не прощается.
Вы думаете, его ждет почетная отставка?
Посмотрим.Симеона Бекбулатовича, например, из царей сначала в рядовые князья разжаловали, потом и вовсе в монастырь услали. А его придворных, кажется, вообще на кол посадили.
По вашим редким выступлениям видно, что вам небезразлично, что происходит в стране. Вошли бы вы, например, в общественную палату, если бы вас позвали?
Нет. По двум причинам. Во-первых, этот орган кажется мне вполне бессмысленной декорацией. Во-вторых, не наблюдаю в себе способностей к общественно-политической деятельности. Мне кажется, занимаясь масскультом, я трачу свое время с большей эффективностью.
А куда бы вы пошли, позови вас государство? Можно ли представить себе такую картину?
С трудом. Я глубоко убежден, что в России писателю нужно держать от властей предержащих дистанцию.
Года два-три назад вы говорили, что Россия стала свободной страной, очевидно, сравнивая ее с Советским Союзом. Вы по-прежнему так думаете?
Да. Сегодня человек при столкновении его совести с интересами власти не обязан идти на подлость. Его не упекут в психушку, как 30 лет назад, и не расстреляют, как 60 лет назад. Судья, журналист, да хоть губернатор может сказать: «Ну уж это нет. Катитесь-ка вы, господа, к черту» - и всего лишь сменит место работы на менее завидное. Возможность не быть подлецом без особенного героизма - великий прорыв для такой страны, как наша. Людей, которые не захотели терять самоуважения и за это поплатились карьерой, вокруг не так мало. В том числе в вашей, журналистской, профессии. Мне кажется, что, лишившись многого, они взамен приобрели нечто более ценное - повысили градус самоуважения. А самоуважение (не путать с самохвальством) - наше самое дефицитное национальное качество. Свобода уважать или не уважать себя есть сегодня у каждого. Именно из этой свободы со временем вырастают и все остальные свободы.
Елена Мухаметшина
Обсудить новость на Форуме