10:30 19.12.2011 | Все новости раздела "Белорусская социал-демократическая партия (Грамада)"

Аномалия власти в Европе и США и проснувшаяся оппозиция в России — вот главные итоги политического года, считает Лилия Шевцова

  Политический итог года — аномалия. В 2011-м, кажется, произошел сбой в логике: перестали действовать законы глобализации, а оппозиция в России проснулась раньше, чем многие ожидали  

А ведь суть глобализации — зависимость мирового вектора от прогресса самой передовой цивилизации — Запада, но западное сообщество, потерявшее свой обычный агрессивный и жизнерадостный драйв, оказалось в параличе. И дело не в буксующей экономике и долговых кризисах. Налицо кризис идей, лидерства и миссии. Кризисы случались с Западом и раньше. Достаточно вспомнить последний в 1970-е, когда выдохлась прежняя модель существования либеральной цивилизации. Джимми Картер назвал то время для Америки malaise (недуг). Однако начиная с середины 1970-х Запад нашел источник нового динамизма через внутреннее раскрепощение, через акцент на права и свободы как у себя, так и в окружающем мире. Отражением поворота Запада к акценту на ценности в мировой политике стал хельсинский процесс — Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ), которое впервые придало международно-правовой характер правам и свободам человека и международному контролю за соблюдением прав в отдельных странах. Это был прорыв: либеральное сообщество осознало, что его должно беспокоить и то, что происходит с правами человека за его пределами. Как вспоминал Артур Шлезингер, вопрос о правах человека изменил международную среду, став вопросом мировой повестки дня и "всемирной совести". Именно в этот период началась третья волна демократизации, когда в 30 странах Европы, Азии и Латинской Америки один за другим стали обваливаться авторитарные и тоталитарные режимы. На смену им пришли в одних странах пусть и неразвитые и еще хрупкие, но демократии, в других — произошла либерализация.

Сегодня ситуация намного сложнее и печальнее. Западные властители дум, не без беспокойства глядя на то, что происходит в либеральном сообществе, начали размышлять в стиле Освальда Шпенглера, в свое время возвестившего о безнадежном "закате Европы". Так, Фрэнк Фукуяма с тревогой пишет о "дисфункциональной Америке". Вальтер Лакер сетует на "упадок Европы". Нил Фергюсон говорит о загнивании Запада в целом, причем так, что ощущается запах гнили. Поневоле вспоминаешь Мансура Олсона, который еще в 1982 году в своей книге, ставшей хрестоматией, "Возвышение и упадок наций", предупреждал, что система, лишенная внутренних и внешних стимулов самообновления, начинает деградировать. В любом случае великая цивилизация пока так и не сумела справиться с вызовами, которые возникли после падения Советского Союза и ухода ее непримиримого глобального оппонента, пытавшегося стать альтернативой демократии.

Европа отчаянно пытается сохранить свой объединительный проект. Но еще неясно, сумеет ли? Америка продолжает искать и новую форму жизни для своего общества, и иную мировую роль, которая бы сократила ее глобальные обязательства. Но тоже непонятно, сможет ли? Тем временем на этом безрадостном фоне начали происходить невероятные события. Никто не верил в то, что арабский мир, считавшийся оплотом мирового консерватизма и противником Запада в нескончаемой и непримиримой "войне цивилизаций", вдруг проснется. Заносчивый и самоуверенный западный истеблишмент слишком доверился Сэмюэлю Хантингтону, уверовавшему в неизменный и недемократический генетический код арабской цивилизации. История же пошла своим путем, без предупреждения опровергнув одну из самых популярных политических аксиом нового времени. Арабское общество проснулось с требованиями свободы и уважения к человеческому достоинству, то есть с требованиями либеральных ценностей. Чем бы ни завершилась "арабская весна", она началась как протест против несменяемого, забетонировавшего себя единовластия. Но проблема арабских революций в том, что они случились совсем не вовремя — в момент кризиса Запада, когда либеральная цивилизация занята собой и поиском способа своего омоложения. Арабские революции произошли, когда западные правительства так мечтали о спокойствии и стабильности остального мира! Если же "арабская весна" завершится откатом к исламскому фундаментализму, это в немалой степени будет реакцией на двойные стандарты Запада, долгое время поддерживавшего арабские диктатуры ("Это же друг нашей семьи!" — с ужасом воскликнула Хиллари Клинтон, узнав о падении Мубарака)

Пробуждение России тоже началось неожиданно. И это пробуждение происходит в период западного malaise. Сам этот факт лишает Россию столь важного для всех либеральных трансформаций внешнего стимула. Более того, вплоть до последнего момента западная официальная политика (и европейская, и американская) была скорее фактором международной легитимации российской структуры власти. Сегодня в ключевых западных столицах — Вашингтоне, Берлине и Париже — с замешательством взирают на пробуждающееся российское общество, размышляя, как возможная российская "оттепель" скажется на столь удобной для Запада "перезагрузке" с Кремлем. Ведь с Путиным, к которому никто, кроме, пожалуй, ушедшего Берлускони, не питает больших симпатий, тем не менее можно было вести дела. А вот что будет теперь, когда контроль над страной теряется?..

Впрочем, и мы в России оказались неподготовленными к происходящему. Когда в сентябре я писала, что "агония системы приближается быстрее, чем наше осознание ее неотвратимости", мои коллеги и единомышленники не без снисходительности говорили: "Ты забежала вперед! Эта система имеет запас прочности, и она, увы, надолго". Коль скоро система устойчива, то вывод мог быть один: с властью нужно сотрудничать, пытаться практиковать политику "малых дел" и надеяться на медленную эволюцию системы изнутри и сверху. И вот на наших глазах жизнь многое опровергает. Неудержимая лавина событий, вызванная декабрьскими думскими "выборами", продемонстрировала, как мало мы знаем свое общество и как мы недооцениваем степень разболтанности российской системы.

Как бы то ни было, самая динамичная часть российского населения вышла на улицу не с экономическими требованиями, а с требованием уважать его права и человеческое достоинство. Мы не заметили, как на наших глазах разобщенный, атомизированный виртуальный мир стал гражданским обществом.

Но, к сожалению, для эйфории в связи с потерянными надоевшей "Единой Россией" голосами нет оснований. В нашем пробуждении начался всего лишь первый акт. Создается впечатление, что в России еще может повториться ситуация 1991 года, когда общество было готово принять радикальную программу перемен. Но к этому была не готова российская элита, в том числе и та ее часть, которая себя позиционировала как демократы и либералы. В результате именно политический класс в начале 1990-х воссоздал в России единовластие, на сей раз уже без коммунистической обертки, заплатив за это разрушением Советского Союза. Власть и собственность в обмен на государство — такова была та "сделка века".

Увы, но сегодня оппозиция всех оттенков оказалась не готовой к волне общественного протеста. Системная оппозиция, получившая протестные голоса, но при этом не чувствующая своей обязанности перед ними, готова удобно устроиться в рамках все той же системы, выторговав для себя более активную роль. Замечу: роль в обслуживании все той же структуры власти. Короче, "системщики" решили остаться в Думе, которая стала в общественном мнении нелегитимной в результате и сфальсифицированных выборов, и общественного протеста. "Вариант Навального", который помог сбить поддержку "Едра", одновременно привел к воссозданию прежнего карманного парламента.

"Несистемная" оппозиция пока так и не сумела консолидироваться и предложить обществу убедительный план действий и стратегию. В очередной раз Россия оказывается в драматической ловушке, когда общественное недовольство может быть использовано властью (неважно, каким ее эшелоном) для воспроизводства все той же системы, правда, с некоторыми модификациями. И именно оппозиция будет ответственна за упущенный исторический шанс!

Между тем и правящая команда ищет выход. Разумеется, никто не собирается уходить. Они прекрасно понимают, чем может закончиться их уход. Слишком нагляден пример Мубарака в клетке и последних минут Каддафи, который должен стать кошмарным сном любого авторитарного лидера. Правда, в ходе более чем 30 демократических транзитов в последние 40 лет можно вспомнить примеры, когда лидеры добровольно, без давления извне начинали демократизацию сверху, как это сделали испанский Адольфо Суарес и южноафриканский Фредерик де Клерк. Но это происходило только в случаях, когда лидеры не были архитекторами режимов и сумели избежать наделать дел, к которым подталкивает единовластие. В остальных случаях авторитарные лидеры отдавали власть только под давлением революций либо тогда, когда исчерпывался их репрессивный ресурс.

А все же, как насчет частичной либерализации, то есть отказа Кремля от части власти, к чему призывают системные оптимисты? Только что я слышала от одного известного и, казалось бы, проницательного эксперта: "Можно понемногу отжимать Кремль и либерализовывать пространство". Давайте подумаем, что такое либерализация "понемногу". Ликвидация цензуры на телевидении? Отказ от репрессивного избирательного законодательства? Освобождение Ходорковского? Но ведь все это покушение на монополию на власть и механизм ее обеспечения. Коммунистический режим пал почти сразу после того, как была отменена статья о "руководящей роли" компартии, то есть статья, гарантировавшая монополию коммунистической номенклатуры. "Нельзя быть наполовину беременной",— сказала бы покойная Лариса Пияшева, известный экономист и публицист, о "постепенной" либерализации.

Да, конечно, все еще сохраняются факторы, поддерживающие именно такую структуру власти, как сегодня сложилась в России. Слишком мощные интересы как правящей элиты, так и части общества, зависящей от государства, завязаны на сохранение статус-кво. Но уже видно, как размывается лагерь "охранителей", как редеют их ряды. А иные из них уже клеймят режим, пытаясь найти место во фрондирующих рядах, как это делает Глеб Павловский, показывающий чудеса политического превращения!

Однако здесь стоит заметить и одну тревожную деталь: среди вариантов нельзя исключать и такой, когда часть "охранителей", которые поняли, что нынешний лидер не может сохранить их статус-кво, попытаются сменить его режим во имя спасения системы (и самих себя конечно же). Да, они больше не нуждаются не только в "Единой России", но и в ее вожаках. Приближается момент, когда они могут сказать себе: "Акела промахнулся" — и начнут искать новые способы для выживания.

В истории все это было, и не раз. Я не устаю цитировать Арнольда Тойнби, который вывел закон "государственного самоубийства". По Тойнби самоубийство совершает правящая элита и ее лидеры, которые заняты одним — сохранением самих себя. Парадоксально, что политика компромиссов и кооптации в отношении системной оппозиции дискредитирует эту оппозицию и толкает народ в сторону большей непримиримости. Попытка Путина дистанцироваться от "партии жуликов и воров" и опереться на нечто странное и аморфное — на "Общероссийской народный фронт" — вполне понятна. Но не загонит ли эта попытка "национального лидера" еще больше в угол? Опора на "Народный фронт" может дать результат, впрочем, временный, при трех условиях: наличии идеи консолидации; готовности лидера на антибюрократическую революцию, когда лидер отдает народу на растерзание свою бюрократию; опоре на репрессивный механизм. Что касается идеи консолидации, то поиск "врага", скажем, на время объединит часть общества. Но для того чтобы сохранить эту сплоченность, Россию нужно превратить в Северную Корею. А как тогда быть с личной интеграцией российской элиты в западное общество? Как быть с семьями в Лондоне и активами в западных банках?

Если речь идет об антибюрократической революции, то ее можно начать в любой момент, в этом случае население, возможно, и поверит в "нового Путина". Но с кем тогда оставаться? Как быть с верными товарищами? А без жертвования близким окружением, как это делал Сталин, фронтовую атмосферу не создать.

Что же касается перехода к репрессивной форме властвования, она тоже требует закрытия страны. Правда (sic!), почти все персоналистские режимы на этапе упадка прибегали к силе либо угрозе применения силы. И только когда сила либо ее угроза не срабатывала, начинался этап поиска договорных путей выхода.

На этапе поиска путей выживания персоналистская власть прибегает и к компромиссам, обещаниям, частичным уступкам, кооптации фрондеров. Им удается нейтрализовать напряжение, снимать взрывоопасность ситуации, продлевать свою жизнь. Но что это за жизнь? Все ресурсы системы уходят на поддержание ее слабеющего дыхания.

А пока, как бы Кремль ни пытался выпустить пар и умаслить бунтующее меньшинство, конфронтация общества и власти не проходит. Это прямое следствие отсутствия для общества свободных каналов самовыражения, что выталкивает его на улицу. Но стоит задуматься: конфронтация между властью и обществом в ядерном государстве — это апокалипсический сценарий не только для России, но и для окружающего мира. От демократических сил общество ждет реальной альтернативы. Сейчас у многих возникло ощущение, что где-то рядом  исторический шанс на реальное обновление страны.

Лилия Шевцова
Автор — политолог, доктор исторических наук, член научного совета Московского центра Карнеги, ведущий исследователь лондонского Королевского института международных отношений
http://www.kommersant.ru

Источник: Белорусская социал-демократическая партия (Грамада)

  Обсудить новость на Форуме